Наши наставники

В своей преамбуле Юра с теплотой вспомнил наших командиров, инструкторов, преподавателей; о том, как они щедро делились с нами своим профессиональным и жизненным опытом, и это не высокопарные слова, так оно и было.
       Борис Александрович Нацкий принадлежал к кагорте тех наставников, которых называют – педагог от Бога. Он отличался особым морским складом; словно сошедший со страниц романа или повести тех лет, когда корабли были деревянными, а моряки были железными: открытое лицо его бесстрастно, неизменно чисто выбрит, по природе молчалив, обладал тонкой чувствительной душой; габардиновый макинтош слегка распахнут, шерстяной шарф крупной вязки перекинут через плечо, слегка выцветшая мичманка с толстым козырьком и изрядно потускневшим «крабом» ладно сидит на поседевшей голове, неизменная «беломорина» в уголке рта на манер гаванской сигары – таким всегда его вспоминаю.
       Помимо всего прочего, он прививал нам любовь к знаниям, старался расширить наш кругозор, глубже постичь лиру жизни и прозу бытия; учил морпрактике: такелаж, парусное дело, морские узлы, сигнальные флажки, световую азбуку,..ну...матросы в курсе. Я намеренно подчеркнул – учил, а не преподавал: такелажка была для нас не просто – классом, нет, такелажка для нас была местом особым: это был мир вдохновенного коллективного творчества, мир наполненный запахом парусины, пеньки, манильских канатов, каболки, шкимушгара – неповторимым запахом морской романтики; никто ни кого не понукал, не заставлял; там царило увлечение, азарт и усердие, поэтому все его задания выполнялись быстро и на пятёрку, благодаря чему, оставалось ещё время до конца урока, – звёздный час Бори Нацкого, – так мы звали его между собой: «Шишкарёв, – обычно обращался он к синеглазому любимцу окрестных краль, – задрай дверь!»
       В то время, как наш красавец сиськолов засовывал «машкину» деревяшку в дверную ручку, мы шустро кучковались вокруг Бори как цыплята вокруг наседки. Выдержав лаконичную паузу, гуру степенно доставал из своего потёртого рундучка один из своих любимых толстых журналов: «Наука и Жизнь», «Вокруг Света», крамольную «Юность» или ещё какое-нибудь солидное издание. Привычно пристраивал на кончик носа представительные окуляры, не спеша слюнявил палец: и мы погружались в мир знаний, в мир эрудиции, сведений, информации : «О продаже Аляски», «Жутком убийстве Распутина», «Загадках кораблекрушений» и о многом  другом...
А бывало, мэтр, слегка откинувшись в кресле, просто рассказывал нам о непростых буднях морской жизни, о чём знал не по-наслышке, о странах близких и далёких, о вещах простых и сложных, о приходящем и неприходящем: о честности, порядочности, справедливости, и о том, что нет жизни без ошибок и промахов, а уж если случилось оступиться, то никогда не нужно «шмонаться в кусты»....

       Трепетно оберегал репутацию шмаков и отстаивал её, порой, весьма своеобразно.
Однажды, после суточной вахты, – ну вы конечно помните: входы-выходы, камбуз-картошка, корридоры-гальюны – обычная проза; дело было вечером, стемнело, Борис Александрович вызвал меня в дежурку и сказал: «Астахов, найди Данилова и Суворова, оденьтесь по-парадке, – я буду ждать вас здесь».
       Я быстро отыскал Петю с Саней и, пока они собирались, прокрутил в памяти грешки и нарушения свершённые группой во время суточного дежурства; так, ничего особенного: Петя слегка прикорнул на вахте, Ромка пропустил в лазарет пару девок (сто шестая тешилась), помощник ротного «обнаружил в общественных местах свинство», и  водил меня по гальюнам, тыкал носом в разбросанные по нарочито видным местам нарочито ломанные спички ». Среди ночи поднял, чмо дырявое, хотя, по идее, должен был старшину поднять,.. кстати, а где-ж Васька в это время был!? Что-то не припомню! Впрочем, где ему быть-то: в кинобудке!.. Это Шишкарь пользовал случайные нычки, а у Васьки свой «апартамент» был; с ключами. Так что: «Были у Борюси два смазливых гуся...»  
       Короче, «зуб» у пома, на меня был. По всему было видно – специально спички разбросал, кастрат турецкий, и свидетеля не зря с собой прихватил, мечту лелеял – не  сдержусь и врежу. Ага, ищи дурака! Я уже знал о его эзотерической задумке,..а мне, между прочим, с детства по морям по окиянам пошляться хотелось, на загранку «в живую», поглазеть, на экватор «бычок»», – так это, смачно, с ногтя, – швырнуть хотелось, много чего хотелось...
       «В общем-то, за такие постные заморочки, как сон на вахте и спички в гальюне, на ковёр, обычно, не вызывают», –  рассуждал я, – «да и причём здесь Саня Суворчик, на этом дежурстве он вообще чист как слеза», – но я-то знал, что пом этот, прыщ обсмоктанный, горазд на всякого рода пакости: наверняка набрехал что-нибудь ротному, а то и начальнику; у этого гада не заржавеет!..
Забегая вперёд, скажу, что не прошло и месяца, как его самого турнули из Шмоньки, со свистом – залетел  на каком-то своём очередном паскудстве: слушок ходил, –  но нам с вами сейчас это совсем не интересно.
       И так, Петя с Саней быстренько намарафетились, и мы, –  чисто кайфовые сивки бурки, – явились пред лице командора. Придирчиво осмотрев нас, Борис Александрович одобрительно кивнул, молча повернулся и неспеша зашагал по направлению к учебному корпусу. Удалая тройка вытянулась гуськом и покорно последовали за наставником. То ли интуицией, то ли ещё каким-то местом, я чувствовал: – тут что-то не то... И точно: вопреки всем ожиданиям, Боря прошёл мимо учебки, спустился вниз, повернул налево вдоль двухэтажки, остановился у среднего подъезда и сказал: «Сейчас мы пойдём в гости, но только об этом ни кому, ни гу-гу..!» Войдя в подъезд, нажал кнопку звонка, дверь отворила дама в возрасте; годы уже успели сказать свое слово фигуре этой, некогда статной женщины, но лицо, почти нетронутое морщинками, ещё сохраняло остатки былой привлекательности: глаза живые и ласковые, голос тихий и певучий; о таких женщинах говорят: «В молодости она, наверно,была очень хорошенькая».

       Войдя, в след за Борисом Александровичем, мы оказались в небольшой, уютно обставленной комнате освещённой неярким светом исходящим от мягкого абажура.
     – Вы утверждаете, что среди курсантов нет приличных парней, – обратился он к трём девчушкам: две сидели на диване, прямо напротив, а одна справа, в уютном кресле, – вот, знакомьтесь! Плохих не держу! – Выдал заговорщик, глядя на нас словно фокусник, которому удалась его ловкая проделка. И надо сказать, фортель ему с блеском удался: сначала обескуражил нас неизвестностью, теперь ошарашил невероятностью. Слава богу, девушки пришли нам на помощь и своей неподдельной доброжелательностью и гостеприимством быстро привели в соответствующий случаю меридиан. Мы, конечно, слегка обалдели, но не потеряли голову и повели себя самым наикорректнейшим образом; после минутного замешательства, последовало галантное знакомство, и очень скоро у нас завязалась непринужденная, дружеская беседа. Девочки оказались – просто прелесть! Красавицами они, пожалуй, не были, нет: они были красивы сердцем, пленяли обаянием, поражали начитанностью, эрудицией и широким кругозором: держу пари – Борина работа; с интересом расспрашивали о курсантской жизни, увлечённо слушали наши рОскозни и байки, весело смеялись, когда это было смешно.
       Хозяйка поставила чай, печенье, сладости и пригласила всех к столу. Борис Александрович деловито взял бутылку вина с середины стола:
     – На вино губы не раскатывайте, – сказал, обращаясь к мужской половине, – вино для меня, а для вас чай!
       В такие приятные вечера, время имеет очень нехорошее свойство – лететь быстро, а в компании прекрасных дам, с ароматным чаем и вкусными сладостями, оно имеет ещё более нехорошее свойство – лететь пущенной стрелой.
       Было уже довольно поздно, когда девушки стали спешно собираться уходить. Наше, не допускающее возражений, решение проводить их по домам, всё  же отклонили:
     – Нет-нет – запротестовали они у трапа, что спускался к железнодорожным путям (помните, друзья, излюбленную засаду ротных), – бежите в кубрик, а то, чего доброго, Бакуновец нагрянет!»
Нам ничего не оставалось, как только подстраховать, подождать, пока они преодолеют железнодорожные пути в низинке.
Поднявшись наверх со стороны Площади, девушки повернулись, помахали нам своими прелестными ручками:
     – Ма-а-льчи-ики-и, спасибо за приятный ве-ечер! – Крикнула одна.
     – Спокойной, вам, но-очи! – Вторила ей вторая.
     – Не огорчайте дядю Бо-орю, учитесь на пятё-ёрки! – Добавила третья.
Подружки, как это обычно бывает у девчонок, звонко прыснули на последок и, сорвавшись с места лёгкой стайкой, весело побежали на остановку к подошедшему автобусу.

       Насколько удалась нашему обожаемому наставнику та его дипломатическая уловка: изменила ли она мнение трёх очаровательных юных созданий о курсантах нашей славной мореходки, и какое впечатление осталось у них о нас, после того прекрасного и, теперь это очевидно, незабываемого вечера; остаётся лишь предполагать. Борис Александрович имел обыкновение «не мусолить подробности», – а мы и не расспрашивали.

                                                                                        * * *