Марлезонский балет в одну лунную ночь

Я уже где-то упоминал о том, что мы с Володей Ботовым и Игорьком Жвакиным организовали в Шмоньке небольшой эстрадный ансамбль; сейчас это называют – группа.
В общем сварганили мы что-то в этом роде и давали подшефные концерты в Находке и её окрестностях. В то же время у нас был и хор: преимущественно местные девчонки. Само собой разумеется, – наши парни сделали хористок своими подругами и после репетиций и концертов, обычно, провожали их по домам. И хоть среди певунь подругу я себе не присмотрел, провожатым быть однажды пришлось, так получилось. Ухожор был то ли в самоволке, то ли в наряде, то ли ей так захотелось, сказала: “одной страшно идти”, – в общем, нужно было проводить и все дела. Девочка была прелесть; миниатюрная, почти красивая. Частенько мы с ней по-дружески дурачились, шутили, иногда просто болтали о том о сём: она хорошо разбиралась в музыке, в литературе, и вообще – в искусcтве, а жила, к слову сказать, на Пади Ободной, – обители ярых «почитателей» нашей славной Шмоньки. Случилось это, надо сказать, аккурат после славной драки в ДКСе с падИнскими.
Нашей группе участвовать в той заварухе не пришлось, ввиду того, что весь тот достопамятный вечер и добрую половину ночи мы на Бархатной выгружали из железнодорожных вагонов кирпичи, – подрабатывали на кино и курево – эта проза вам хорошо знакома.
Проводил, и пригласила она мня выпить чайку. На огонёк забежала её подруга. Родители куда-то ушли. Сидим, мирно чаюем, болтаем… Вдруг дверь с шиком распахивается и в дом резво вваливают два подвыпивших амбала: один коренастый, плотный, мордастый; другой длинный, жилистый, рукастый, с такими вот громадными кулачищами, точь-в-точь – грубо сработанные кранцы. Девчонки разом закричали на них, называя по именам пытались выгнать вон.
Но у парней, по всей видимости, намерения были более чем серьёзные. Не обращая ни какого внимания на девичью трескотню, они решительно взяли «быка за рога»: тот, что мордастый схватил меня за грудки так, что звучно затрещала фланка, и перекатисто захрустели рёбра под ней. В мыслях моих вихрем промелькнули рассказы бывалых охотников. Действительно, в хватке этой поистине было что-то медвежье. Вырваться из железных лап не было ни какой возможности. Однако, я всё-же как-то ухитрился сплести пальцы обеих рук и треснул этим кренделем негодяя по лбу. Бугай отлетел, но подельник его, тот что верзила, со всего маху врезал мне, этим своим, корявым кранцем. Я отскочил в сторону, вовремя увернувшись от его второго удара. Мордастый к этому уже успел опомнится и с рёвом, как бычара, ринулся на меня. Уворачиваясь от кранцев верзилы, ногой я ловко подсунул под мордастого добротный стул, – стул разлетелся вдребезги, громила распластался на полу. Вовремя уловив движение долговязого, я увернулся – удар левой прошёл мимо, но удар правой пришёлся в самый раз! В глазах моих сверкнула молния, я перелетел через мордастого и, легко скользнув по половицам, очутился под кроватю.

Это была первая часть «марлезонского балета».

        Лежу в тихом очкуре под койкой и сам себе думаю:”Вот тебе, Лёха, и картина Репина – «Приплыли»!“
Но у колоннады судьбы, как известно, всегда лежит ирония. Чертовка слегка пошутила, но не оставила своего пасынка в беде, блеснув в полумраке ореолом надежды! Совсем рядышком сверкал полированным никилем и ласкал мой подбитый глаз, её железный скипетр.
Стремительным волчком выкатился я из под кровати и, выпрямившись в мгновение ока, принял, ставшую уже классической, позу Ильича с утюгом в правой руке. Ухари одеревенели от неожиданности и застыли как два китайских болванчика. Хотя, если придерживаться достоверности, к верзиле с кранцами, всё-же, больше подходило – болван.
Я сделал недвусмысленное резкое движение, – девичий (красноречивее будет сказать – бабий ) истошный крик вывел непрошенных гостей из комы и возвестил о том, что им самое время делать ноги. Громилы не заставили себя ждать и, стоит отметить, ноги они сделали с такой поразительной поспешностью, что когда я выскочил вслед, гавнюки уже были далеко за калиткой.
С диким рёвом, не разбирая дороги, я летел за ними так, как некогда мой верный пёс Дружок после предательского укУса в морду коварной гадюкой.
Оставляемый беглецами турбулентный поток трепал мои клешата и развевал электрический шнур утюга. Внимание всецело было сконцентрировано на долговязом, поэтому я даже не заметил когда и куда сдрыснул мордатый. Долговязый довольно резво скакал впереди, но я отметил про себя, что бег его был всё-же не таким мастерским каким был удар его правой, а если учесть невыразимую ярость и злость, что гнали меня за ним, шансов смыться у него не было ни каких; почти настиг, он оглянулся, и, – видимо лунный отблеск придавал утюгу чертовски устрашающий вид, – каналья, рывком свернул с дороги, перемахнул через ров, я последовал его примеру, и тут же, сходу, в него врезался, потому что беглец остановился как вкопанный перед огромной лужей. Наскок был славный, от неожиданности я потерял равновесие, выронил утюг и отлетел назад в канаву.
Долговязый тоже не удержался и рухнул на карачки в лужу. Быстро выскочив из рва, я оказался прямо перед мокрым паршивцем, который уже успел встать на ноги и тщетно пытался очистить глаза рукой густо испачканной грязью, другой, тождественной рукой, он размахивал как лопатой, стараясь не подпусть меня к себе. Сгруппировавшись, я выбрал момент, и вложил в удар всё, что имел к засранцу на тот момент.
Картина была достойна кисти большого художника! Верзила нелепо взмахнув своим ручищами брыкнулся на спину и заскользил вдоль лунной дорожки к противоположенному берегу. Все слова, которые я высказал ему на прощанье в своём монологе, были уже признаком затухающей лавы. Утюг мирно поблескивал в траве, поднял его, перемахнул через канаву и вышел на дорогу.
Казалось, что погоня длилась долго, но на самом деле мы отбежали совсем недалеко.
Девчонки встретили меня у калитки тихим скулежом и мелкой зубной дрожью. Я сказал, что всё в порядке, жертвы незначительные, – всего лишь один труп валяется там, на болоте. Скулёж и цоканье зубов прекратились мгновенно. Челюсти заклинило, глаза блюдцами выкатились на переносицу. Настала моя очередь струхнуть, испугавшись, что они брыкнутся в обморок, я живо стал успокаивать их: – “пошутил, всё нормально, не догнал, убежали…” Подружки успокоились и мы опять вошли в дом. Ленка (хозяйку звали Лена) занялась примочками…Помню, мне было приятно – с какой заботливой нежностью она это делала. Но,..пора было, как говориться, и честь знать. Подружки всколыхнулись проводить…“Ага! Так и будем провожаться туда-сюда, пока батька Бакунавец не нагрятет в кубрик чтобы проверить сладко ли дрыхнут его чада, и все ли паршивцы на месте! – Остудил я их. – Мой незабвенный дядя Ваня всегда говорил, что бомба никогда не падает два раза в одну и ту же воронку, так что не переживайте, ложитесь спать!”
С добрыми напутствиями и рецептами примочек я покинул гостеприимный дом.

Так закончилась вторая часть этого марлезонского балета.

        Ночь была тиха, дорога длинна – всё, как «На сопкаха Маньчжурии». Я уже почти покинул Падинские пределы, когда бомба таки нависла над воронкой: три хмыря нарисовались из темноты, – явились, не запылились,– сделал вид, что не замечаю их, но не тут-то было:
– Эй шмак, ты чё тут по ночам шляешься!?
– Вы меня спрашиваете? – Я быстро осмотрелся. Позади была дощатая стена то ли небольшого киоска, то ли автобусной остановки – решил неотлучаться от нее.
– Хочешь сказать, что ты не шмак!?
– Я вообще ничего не хочу сказать! – Тянул я время, устраиваясь у стены так, чтобы прикрыть свой тыл. Предусмотрительно расстегнув бушлат, лихорадочно соображал: “Лишь бы сразу не сбили с ног, лишь бы успеть выхватить ремень, а там уж с подружкой-бляхой как-нибудь,..не так одиноко!”
Они подошли и стали полукругом. Свет полной луны и одинокого фонаря позволял хорошо их рассмотреть.
Тот, что справа, развязный востроглазый субъект, был ближе всех ко мне: прозаичен, суховат, подозрителен. В мешковатой куртке и пыльных башмаках он напоминал призрака, явившегося откуда-то из далека.
Прямо напротив стоял рослый и, – мне показалось, – благодушный, невозмутимый молодой человек.
Слева, чуть поодаль, стройный, модно-одетый парень. Он был некрасив, но выражение глубокой искренности придавало ему какую-то особую привлекательность.
– А почему один? – Поставил он меня в тупик своим дурацким вопросом.
– Ну,..один и один, а что?!
– И это после ДэКаэСа! – Вскричал «призрак». – После всего того, что вы там натворили! – Тут только я вспомнил о той потасовке в ДК Строителей и ненашёлся что сказать.
– Брату моему за что голову разбили?! – Продолжал востроглазый. Он никогда вас, шмаков, не трогал! Ладно брат – мужик, а девчонку его зачем.?!
Что я мог ему сказать!? Отметил лишь:
– Подонков везде хватает…
– Тебя, конечно, там небыло… – неунимался он.
Стараясь сохранить спокойствие, я сделал паузу и как можно спокойнее и дружелюбнее сказал:
– Ты, конечно, будешь смеяться, но в тот вечер ни меня, ни моих ребят в ДэКаэСе действительно небыло, у нас были совсем другие заботы. – И хоть ясно осознавал, что дела мои плохи, всё-же имел слабую надежду на справедливость и непреложность постулата дяди Вани.
– Так всё-же, что тебя сюда занесло? – Спросил тот, который стоял напротив. Голос его был незлобив, а вид, как я уже отметил выше, был неподдельно благодушен.
– Ну, если это имеет значение, – провожал девчонку.
– Свою?
– Знакомую, в хорое поёт.
– А-а, Ленку что ли?
– Да, её зовут Лена.
– А-ага-а! Так это Вовчик тебя разукрасил!? – Радостно воскликнул востроглазый «призрак».
– Они не представились…
– Точно Вовчик! Скажи спасибо, что шею не свернул! Ну что, добавим?! – обратился он к сотоварищам!
– Остынь, Санёк! – Кинул ему тот, который стоял слева. – Не волнуйся, парень! – Обратился он ко мне.
– А я и не волнуюсь!
– Заметил! Бушлатик-то застегни, всё равно не успеешь, это я тебе говорю!
– Бережёного Бог бережёт!
– За кого ты нас принимаешь!? Иди себе, а то ещё и наряд за опоздание схлопочешь! Наступила тягостная пауза. Они расступились, и я пошёл медленно, не оборачиваясь.
– Эй, парень, как тебя зовут? – Я обернулся:
– Лёха!
– Мы тебя найдём, Лёха, ещё встретимся!
– Сто вторая группа, помощник старшины!..

Таким вот своеобразным расшаркиванием и закончилась третья часть марлезонского балета.

         Но была ещё и четвёртая: скорее, это был эпилог; пожалуй, его я тоже нарисую…
Прошла зима. Весна выпорхнула из под прошлогодней листвы и доверчиво таращилась на мир голубезной нежных полевых соцветий. Наша учёба в Шмоньке подходила к концу: назначены даты экзаменов, педсовета, – кажется так называлось собрание на котором утверждались характеристики-рекомендации для работы на судах загранплавания.
И была суббота, погодка стояла отличная. Вечером, после занятий, шумной гурьбой мы с друзьями направились в увольнение: походили-побродили и, как обычно, вскоре все разбежались по своим сердечным делам. Валерка тоже решил навестить подружку (помните «Сучанский» на Портовой?), вот в этом магазинчике она и работала.
Сурик нырнул в магазин, а я остался на улице. Смеркалось. Стою поодаль, любуюсь нарождающимися звёздами, наслаждаюсь весенними ароматами, словом, балдею… Вдруг слышу:
– Лёха?! – Оглянулся, из магазина вышли три парня. В том, который меня окликнул, сразу узнал одного из подельников с которыми судьба свела в ту, приснопамятную ночь на Пади: рослый, добродушный, невозмутимый, предрекавший неминуемую встречу.
– О! На ловца и зверь бежит! – Обратился он к товарищу: плотному, мордастому (ни с кем не спутаешь), помнится, «призрак» назвал его – Вовчик. И впрямь, глянешь – точно – Вовчик. Третий, рослый, поджарый был мне незнаком, никогда раньше его не встречал.
Убедившись в том, что перед ними действительно Лёха, – братва решительно направилась ко мне. “Ы-ех, чтоб вам енот в суп накакал! Только этого сейчас мне и не доставало!” – Подумал я.
В то время, как «ловцы» приближались, воображение моё рисовало педсовет: массивный стол с лужайкой зелёного сукна, парадные кители командиров и преподавателей с широкими нашивками, сияющими золотом в свете моих потенциальных фонарей, – о какой, там, визе может идти речь! Оправдывайся потом! Доказывай, что ты не верблюд; во всяком случае! Стою и думаю: “Как же умудриться выпутаться из этого дерьма с минимальным уроном!” Твёрдо решил, – во что бы то ни стало сохранить в целости формат своей «фотографии».
Узнавший и окликнувший меня шёл впереди, незнакомец чуть сзади, мордатый, как-то неуверенно и, мне показалось, виновато плёлся позади. Приблизившись, первый добродушно и невозмутимо протянул мне руку:
– Привет, Лёха!
– Привет..! – В полнейшем замешательстве, я ответил ему таким же дружелюбным пожатием.
– Не узнал что ли!?. Кстати, – Олег! – Представился он.
Я мог ожидать всё, что угодно, но только не такого поворота…
– Узнал.., – ответил я и, осознав, что «кина не будет», тот час почувствовал, как с души моей свалился большой булыжник.
– Опять один по-темноте шляешься!?
– Друга жду, в магазин зашёл.
– А-а,.. тот парнишка, что с Катюхой чирикает? – Уточнил он.
– Всех вы знаете! – Заметил я.
– Так живём здесь! Учились вместе! – Костя! – Представил он незнакомца.
– А это Вовчик! Узнал? – Я кивнул. Вовчик подошёл и смущённо, слегка (так ему очевидно казалось) сжал мою руку, заставив этим «лёгким» пожатием вспомнить тот славный вечер и удивиться про себя: “Как же я тогода ухитрился вырваться из этих железных тисков!”
– Знаешь как Ленка тогда костерила его за тебя!? – Со смехом заметил Олег.
– За меня!? – Удивлённо взглянул я на Вовчика.
– Да я чё, – смутился тот, – я подумал, что ты и есть тот хмырь, который всё время липнет к ней: хотел припугнуть…
– «Пугаловка» удалась на славу,.. если б не утюг! – Грустно пошутил я, невольно потерев щеку под правым глазом.
– А-а, – отмахнулся Вовчик, дескать, что там утюг, хрень, – видел бы ты в тот момент свою рожу! Мы подумали, что у тебя крышу снесло, там, под койкой, – а с психа какой спрос! Извини, что так получилось! Олежка точно говорит, – Ленка совсем достала: «Как ты посмел, в моём доме!.. Сама попросила проводить!.. Как я буду человеку в глаза смотреть!.. Иди, говорит, извиняйся!.. Из за тебя в хор не могу ходить!..»
Действительно, после того вечера, в хоре я больше её не видел, да и сам (уж и не помню сколько времени) не ходил в актовый, пока «фонарь» не остыл.
– Вовчик, не корми соловья баснями, извинениями не отделаешься! – Продолжал шутить Олег.
– Да я чё,..у меня вот,.. – хлопнул Вовчик полу расстёгнутой куртки, – может к Ирке зайдём, не на улице-же..!
Как раз на этом интересном месте из магазина вышел Валерка, парни тут же познакомились и с ним.
–Попробуем, авось повезёт! – Ответил Олег.

Пока поднимались вверх на Площадь, выяснилось, что старшая сестра Олега работает поваром в ресторане «Восток». Там, в подсобке, Вовчик и надеялся с комфортом «замять случайное недоразумение».
Олег зашёл в ресторан с «черного входа», мы ждали неподалёку. Вскоре из двери выглянула девушка (скорее, уже молодая женщина) в белой куртке и в белом поварском колпаке:
– Курсантов спаиваете… – едва расслышал я её назидательный упрёк.
– Да кто спаивает! Это ж тот парень, за которого Ленка Вовчика пилит, ну помнишь!? Надо ж как то,..сама понимаешь, не на улице же..!
Дверь захлопнулась. Прошло ещё немного времени, Олег опять выглянул и подал нам знак рукой, дескать, заходите.
Подсобка была небольшой: стол, пара стульев, деревянные ящики, одним словом – подсобка.
Едва мы расположились, – вошла Ирина с подносом в руке, который она держала с удивительной лёгкостью. Обвела честную компанию властным (нас с Валеркой, плюс, оценивающим) взглядом, молча поставила поднос с тарелками на стол (сколько там было вкуснятины!), повернулась и, прежде чем захлопнуть дверь, скомандовала: “Не рассиживаться!..”
– Вот такая вот!.. – подмигнул мне Вовчик, – у Олежки сестрёнка! – и подтвердил свой тезис соответствующим жестом. А я про себя отметил: “сестрёнка, а не сеструха…” – это говорит о многом!
Незнакомец-Костя быстро всё организовал:
– Ну, хорошо всё, что хорошо кончается! – Выдал он тост: кстати, это были его первые слова, произнесённые за всё время.
– Ну, за знакомство! – Добавил Вовчик, – А кто старое помянёт..
– Тому оба, – не дав ему договорить, пошутил я.

         На этом месте можно было бы поставить точку, но мне всё же хочется снабдить эпилог маленькой подробностью, почерпнутой из нашей душевной беседы.

         Вовчик с Леной с самого раннего детства жили и росли по-соседству, вместе играли, спорили, ссорились, как мальчишки, мирились и опять ссорились: учились в одной школе. Для Вовчика она была обыкновенной соседкой, обыкновенной девчонкой, – ничего особенного; а когда пришёл тот возраст, когда глаза блестят не видя ничего вокруг, он вдруг разглядел в ней своё счастье. Она не придавала этому серьёзного значения. Отшучивалась и посмеивалась над его неуклюжими ухаживаниями. Но, после того спонтанного «недоразумения», так он именовал нашу потасовку, в её отношении к нему произошли удивительные перемены (кто может постичь девичье сердце!): они стали вместе гулять, ходить в кино, одним словом, – «всё стало путём» – отметил Вовчик.
– Выходит, я, а точнее, фонарь, – размышлял я вслух, – который засветил мне твой друг, или ещё точнее, офанарелый Лёха стал крёстным отцом вашей вспыхнувшей любви!
– Да ты не обижайся на Колюню! Я ж тебе говорю, мы только пугнуть хотели! Если б ты мне не врезал, он не врезал бы тебе…извини…так получилось…
В общем, согретые незамысловатыми тостами и вкусной закуской, мы просто обязаны были стать друзьями; и ещё долго (уже на автобусной остановке) горячо уверяли друг друга во взаимном уважении.
На прощание я уж совсем расчувствовался: «Передай Колюне, – старательно внушал я Вовчику, – что я не просто – прощаю ему фингал, но прощаю с удовольствием, потому что рад за вас! Лена замечательная девушка, а ты отличный парень! Вы – идеальная пара..!”
И это было правдой, они действительно очень подходили друг другу и, я абсолютно уверен, что всё у них «стало путём», они так и пошли по жизни вместе, рука об руку, и у них, наверняка, потом появились и мордастые Вовчики и хорошенькие, миниатюрные Леночки.

                                                                                         * * *